Уничтоженный музей одесской «психушки»: письма молодого Блока, жуткие картины и крест из подземного монастыря    

«Думская» продолжает рассказывать о малоизвестных музеях Одессы и области.  Штатный страшилковед Виктор Цукенбергер-младший поведал нам о пропавших экспонатах музея одесской психбольницы, ныне «законсервированного», то есть уничтоженного. Это, действительно, занятная история. Итак, добро пожаловать…

Я был в нем в середине 1990-х. В музее психиатрии на Воробьева. Он был как все музеи того времени. Холодным, простуженным, отсыревшим. Занимал три небольшие комнатушки. С крыши все время текло. Штукатурка сыпалась. Врачи бились над непосильной задачей, где взять хлеба больным. И что делать, если пекарня, которой уже должны, вот-вот наймет «братков» выбивать долг. Так что, им было явно не до музея.

А он был интересен. Прежде всего, работами пациентов.

«У МЕНЯ В ДУШЕ НЕТ ВЕСНЫ»

Но сперва нас встречали два ящика ножей, кусачек, молотков, отобранных у больных при поступлении. Эту коллекцию формировали всего несколько лет. А арсенал – ого-го! От мясницких здоровенных тесаков до миниатюрных самодельных ножичков с зазубренным лезвием.

А вот и целая комната картин.

На портрете — мать с дочкой. У обоих лица как в фильме «Астрал». Лица призраков. Синюшные. С кругами под глазами. У девочки кровавым пятном платок на шее. Тревожная картина. Взгляд у девули недобрый, насмешливый. У матери глаза черные и пустые. Как у насекомого. На такие картины натыкаются герои фильмов ужасов, бродя со свечкой по незнакомому темному дому. Р-р-раз! И высветила свечка жуткое лицо! Персонажи вздрагивают и крестятся.

Картин было много. И все болезненные. Может это из-за рам. Они бедные. Сколоченные из досок. А некоторые, как на этом портрете Чехова, сделаны из соломы. Художник вытащил ее из больничного матраса.

Много женских портретов. Художницу явно не пичкали аминазином. Не надевали «лекарственную рубашку». Писала своих «сопалатниц».

Милая собачонка – чеховская Каштанка. Видимо, и тогда бегали по больничным дворикам «двортерьеры». Попрошайничали.

Вот три времени года. Весну автор не изобразил. Сказал только: «У меня в душе нет весны. Поэтому и не нарисовал».

Простецких, безыскусных рисунков тоже много. Арттерапией, похоже, занимались все больные. Вот волк-психиатр. Неуловимо похожий на завкафедрой психиатрии (в то время) Валерия Битенского. Перед ним на столе ребенок в пеленках – по-видимому, сам пациент.

Черепа из хлебного мякиша. И алкогольная тема. Пациенты с «белочкой» исправно поставляли труды своего творчества. Распятие в бутылке, красноносый алкоголик со шприцем в заду (тоже из мякиша). Художества больных людей не претендуют на шедевры, но, как известно, от безумия до гениальности один шаг.

ЗНАМЕНИТОСТИ

Автор известного вальса «Амурские волны» Макс Кюссе непродолжительное время находился здесь на лечении. Его забрал городовой, когда Кюссе шел по Дерибасовской и весело пел. Макса доставили в больницу. Бдительность была на высоте. Максу был посвящен небольшой стенд.

В музее был экспонат «Книга посетителей больницы». Она была учреждена главврачом Львом Айхенвальдом в 1921 году. О нем пишут его современники: «В доаминазиновую эру наблюдательные палаты в каждом отделении напоминали гудящий улей. Вспоминается случай, когда трое возбужденных больных, вооружившись спинками кроватей, за несколько минут разгромили одно из отделений (оно напоминало здание после бомбежки), даже корабельные стекла на окнах не уцелели. Мы все были в ужасе от случившегося и только Лев Исаевич нашел выход без жертв — он вызвал пожарную команду, предварительно пояснив, в чем дело, больные струей воды были сбиты с ног и уложены в постели».

Став главврачом, Айхенвальд сделал перепись душевнобольных Одессы. И увидел, что много пациентов, которым следовало бы лечиться, сидят по домам. И он обратился к горожанам через газету с призывом не бояться психиатрической больницы. Поддаться лечению! И в больницу робко стали наведываться родственники больных. Осматриваться. Им по окончании экскурсии давали тетрадку — записать свои впечатления.

Татьяна Тэсс — советская писательница, многолетняя сотрудница газеты «Известия» (лучший журналист газеты), в 1928 году побывала здесь и оставила в книге посетителей следующую запись:

«Закрытый мир бездумной, душной мысли.

Погасших глаз неуловимый мрак

И в коридорах тягостно повисли

Пустые тени и неверен шаг

Но в этот мрак размеренно и строго

Несут врачи свой разум и свой труд

И видим мы, что трудною дорогой

К здоровым дням безумные идут».

Пребывание многих знаменитостей в больнице, по понятным соображениям, не афишировалось. А вот что выяснилось о первой любви Блока. Ему было 16 лет, а ей 37. Она, страдая заболеванием сердца, с тремя детьми приехала на лечение в Бад-Наугейм (Германия). Здесь они и познакомились. Ее звали Ксения Михайловна Садовская.

«Жизнь давно сожжена и рассказана,

Только первая снится любовь,

Как бесценный ларец перевязана

Накрест лентою алой, как кровь».

А.Блок, «К.М.С.»

Сперва Ксения подшучивала над пылким Сашей. А затем приняла его ухаживания и полностью погрузилась в роман с молодым возлюбленным. Мать Блока была возмущена такой связью сына. Но потом презрительно писала в письме: «Все же лучше, чем с проституткой…»

В 1919 году Ксения Михайловна попала в лечебницу с тяжелым психическим заболеванием. Ее лечащий врач, большой поклонник поэзии Александра Блока, тотчас обратил внимание на то, что инициалы ее - К. М. С. - совпадают с воспетыми поэтом. Он стал осторожно расспрашивать. Выяснилось, что старая, неизлечимо больная, раздавленная жизнью женщина и воспетая в стихах красавица – одно и то же лицо. О посвященных ей стихах она услышала впервые. Когда ей прочли их, она разрыдалась. В 1925 году Ксения Михайловна Садовская умерла.

Когда стали разбирать вещи умершей, то обнаружили пачку писем от некоего влюбленного в даму четверть века назад гимназиста Саши. Одно письмо хранилось в экспозиции, посвященной Александру и Ксении, но оно исчезло, как и остальные уникальные экспонаты.

БАЛТСКИЙ КРЕСТ

В 1913 году в больнице на Слободке работал профессор психиатрии Александр Коцовский. Он обязательно каждый день старался прийти к больным и играл им на рояле. Не менее часа. Те слушали. Танцевали. Образованнейший был человек. Под 100 научных работ после себя оставил.

В те годы в Балте набирало силу сектантское движение иннокентьевцев (о котором неоднократно писала «Думская»). Основателем и главным куратором секты (а позже и «представителем Святого духа на Земле») являлся иеромонах Иннокентий. Пресса писала о нем так: «Он (Иннокентий) занимается отчитыванием бесноватых в присутствии множества народа и криками этих одержимых, прославляющих его, приобретает среди темной массы народа славу святого предсказателя и целителя. Произнося заклинания, всякие угрозы, допуская общую открытую исповедь, иеромонах Иннокентий доводит многих до болезни и исступления».

Иннокентий вел свои проповеди на молдавском языке. Небывалое дело по тем временам. Достаточно сказать, что тогда даже отпеть покойника на молдавском языке было практически невозможно. Только за большие деньги. Народ потянулся к «своему» батюшке. А тот стал проповедовать скорый Страшный суд. Сектанты призывали во имя спасения и искупления от грехов бросать дома, имущество, детей, семью, следовать за пророком и готовиться к встрече с Богом. Большая часть «паствы» и некоторые люди из окрестных сел продавали свое имущество, а вырученные деньги полностью жертвовали на подземный монастырь в нынешнем Котовском районе Одесской области.

Гигантское количество людей съехавшиеся из Украины и Молдовы жили в темных, наполненных водой склепах. Антисанитария и постоянное недоедание способствовали массовым заболеваниям. Сотни верующих умирали от простуды, гриппа, тифа, чахотки…

Профессор Александр Коцовский был направлен в Балту (уездный центр), чтобы освидетельствовать сторонников Иннокентия Балтского. Царская власть озаботилась иннокентьевцами. Нет ли там скрытого сепаратизма? Тем паче о «конце света» говорили все чаще. Ко всему упал Тунгусский метеорит. Поползли темные, страшные слухи. Народ зашевелился. Пересказывали новости о том, что на юге есть подземный монастырь, где люди ожидают последние дни. В итоге Иннокентий был все же арестован и препровожден в тюрьму, где покаялся и отрекся от своих заблуждений. «Впредь да не будет этого обмана! Аминь!»

Профессор Коцовский называл в качестве одной из причин возникновения балтского движения русификацию бессарабского духовенства. В то же время, часть вины он возлагал и на самих молдаван, их крайнюю доверчивость: «В своем невежестве они очень простодушны и легко принимают на веру все, что слышат с церковного амвона на родном языке». Из Балты он привез крест самого Иннокентия. И поместил в музей. Этот крест считался чудотворным.

Но несколько лет назад музей был законсервирован, а его экспонаты исчезли.

ДЕТЕКТИВ С КРЕСТОМ

Валерий Семенович Битенский, в прошлом главврач психиатрической больницы №1, говорит о музее с сожалением:

«Все экспонаты музея были засунуты в мешки, и человек двадцать больных эти мешки унесли. Часть лежит в каморке физкабинета, остальное – неизвестно где. А там, где был музей, разместился шикарный кабинет главного врача.

В музее было очень много ценного. Письмо Блока его любимой, которая умерла в нашей больнице. Но наиболее страшная и наиболее интересная история скрывается за Балтским крестом. Этот крест привел множество людей к смерти. Он был у лидера этой секты. И хранился этот крест как символ патологической индукции верующих. Это был очень красивый, фундаментальный крест. Даже я, будучи главврачом, не трогал его. Он лежал под стеклом. Это была веха в истории…»

У преемника Битенского Анатолия Волощука, действительно, хороший кабинет. У стола, за которым он сидит, — экраны, дающие картинку с камер наружного видеонаблюдения. По его словам, больницу не раз обворовывали. Искали лекарства, деньги…

«Все было разрушено. Крыши практически не было. Потолки упали на все эти экспонаты, — рассказывает главврач. — Сейчас отремонтировали большую аудиторию. И переносим туда то, что сохранилось. В отличие от прошлой экспозиции, новая будет открытой для посетителей».

Что касается креста, то Волощук уверен: реликвия находится где-то в архиве. Однако заведующий седьмым отделением больницы и по совместительству архивариус медучреждения Константин Рябухин утверждает, что уже лет пять никакого креста в его хозяйстве нет.

Еще один бывший главный врач Николай Романский рассказывает: «Да, крест был в сейфе. Куда делся потом, неизвестно».

Все, круг замкнулся.

Версий три:

Первая — наркоманы. Если эти граждане украли крест во время налета на больницу, то дело табак. Может случайно всплыть на Староконке, а потом осесть у какого-то коллекционера.

Версия вторая. Смена власти в больнице проходила болезненно. Возможно, кто-то из старого персонала прихватил «на прощание» и пару музейных экспонатов.

Третий вариант. Иннокентьевцы (движение сейчас возрождается) не могли допустить, чтобы такая реликвия была в руках безбожников. Зашел в больницу бородач, поверх пиджака белый халат нацепил. Поднялся на второй этаж. Хрясь по музейному стеклу, хвать крест и тикать, бормоча молитвы. Благо, охраны-то нет. И сейчас крест в «Райском саду» (так назывался монастырь у Липецкого). Стоит себе в молельной. 100 лет пролежал под стеклом в дурдоме, а теперь в чистенькой выбеленной избе. Глядишь, скоро и паломники потянутся.

Автор — Виктор Цукенбергер-младший