В один из вечеров в камеру постучался аж чей-то представитель по правам какого-то человека. Я откровенно хохотал над его вопросами, благо отросшая борода позволяла это делать не особенно явно. Посетитель из другого мира полюбопытствовал, все ли в порядке и нет ли у кого замечаний. Это он делал в присутствии надзирателя, у людей, которые в силу специфических принципов криминального мира не жалуются государству. Получил ответ, что все прекрасно. Кстати, по закону, на одного заключенного полагается 2.5 кв.м. площади. Немного меньше, чем на кладбище.
Любопытный по правам человека отрабатывал жалобы на отсутствие воды и электричества в СИЗО. Юмор тут в том, что он даже не удосужился проверить, что речь шла об отключении воды на сутки во всем городе, и двух днях перебоев со светом, когда поломался местный трансформатор — который на удивление быстро отремонтировали.
И это обычная ситуация с проверками. Приходил какой-то госсекретарь со своей госсекретаршей, пугались заключенного в мастях и со звёздами. Аки генерал у солдатиков, с напускным бравуром вопрошали о довольствовании. Я давно устал поражаться дичайшему непрофессионализму назначенцев.
Тюремные неурядицы основаны на трёх запретах.
Во-первых, отсутствие методона. Я слышал разные оценки: 30-70% тюремного населения это наркоманы. Они боятся идти на замещающую терапию, да и в больничном корпусе, в любом случае, им не хватит места. Им не нужно лечение, да они его и не хотят. Ничто не мешало бы государству просто раздавать им методон и шприцы. Ломка и суициды от отсутствия наркотиков ничем не лучше.
Во-вторых, запрет телефонов и интернета. При наличии доступа к адвокатам, запрет на коммуникацию давно утратил смысл. В то же время, современный человек не может существовать без интернета. Этот запрет не имеет смысла, причиняет страдания. Интернет дал бы заключенным хоть какое-то насыщение бессмысленных дней. Кто-то из них стал бы учиться.
В-третьих, запрет на приготовление еды. Опасность пожара? Так все курят. Опасность отравления? Так думайте, что вы кушаете.
Крайне негативную роль играет отсутствие обслуживающего персонала, что вынуждает тюремную администрацию привлекать к хозяйственным работам отдельных заключённых, порождая необходимость в кастовой системе.
Закон не предусматривает адекватную систему дифференциации заключённых. В результате, беловоротничковые заключённые оказываются в одних камерах с убежденными сторонниками криминального образа жизни. Если вам так уж не нравятся белые воротнички, то подумайте о множестве случайных преступников, которые без надобности и целесообразности оказываются в том же обществе. Парень, укравший скамейку (реальная история), сельские драчуны и подобные случайные персонажи оказываются в той же среде — и быстро перенимают ее правила, выходя на свободу уверенными сторонниками образа жизни, не совместимого с требованиями уголовного кодекса.
СИЗО и даже тюрьма предназначены для изоляции, а не мучения. Как наследие советской системы, они заточены на причинение страданий — тысячи страданий на каждом шагу заключенного. Чего стоит практический запрет на встречи с близкими? Разве не в интересах общества, наоборот, поощрять эти встречи, поддерживая интеграцию заключённых в общество? Чего стоят постоянные обыски, отбивающие у заключённых чувство собственности — и уважение к этой самой собственности, которое является ключевым элементом законопослушного общества? Невероятно скученное пребывание большого количества мужчин само по себе вызывает агрессию, ломку стереотипов, способствует девальвации самоограничений. Вместо того, чтобы разряжать эту ситуацию, закон усугубляет проблему. Правила |