В далёком 200… году сферу дознания, следствия и прочего правосудия в стране привычно разъедала вялотекущая реформа. Возможно, прокурорских работников в очередной раз привлекли к выездам «на осмотр трупа», и они, то, мучаясь смесью брезгливости и «вчерашнего», ограничивали осмотр мутноватым взглядом поверх приспущенного стекла «бумера», то, переживая новое острое чувство сопричастности процессу, смело брали на себя все процессуальные роли и функции, начиная от сбора окурков и заканчивая заталкиванием носилок в чрево «труповозки». А, может, наоборот, отстранили, и осиротевшие милиционеры, торопливо дожёвывая над внезапной находкой обветрившиеся бутерброды, заполошно выясняли друг у друга, что в этом сезоне принято делать и кого вызывать «на трупака». Итак, поздним летним вечером не небольшой улочке близ центра города было обнаружено лежащее ничком на газончике бездыханное тело. Пока собралась группа, пока доехали и нашли нужный газончик, наступила глубокая ночь. И вот тут-то и проскочил какой-то зубчик в шестерёнках административной машины: дежурного судмедэксперта то ли забыли, то ли сочли излишним вызвать, и, наспех описав позу, одежду и «привязав к местности», передали эстафету заблаговременно вызванной «труповозке». А утром возникла неловкость масштаба прямо-таки космического. Аккурат по центру лба покойного, как третий глаз, зияла маленькая круглая дырочка. При ближайшем рассмотрении дырочка демонстрировала внимательному наблюдателю «пояски», кровоизлияния и все прочие признаки, приличествующие почтенной прижизненной огнестрельной ране. И – следует отметить, что это были те преступные и насквозь коррумпированные времена, когда труп с огнестрельным ранением ещё не был рутиной и скучной обыденностью, а немедленно превращался в «чепе» масштаба как минимум областного, а то и выше. То, что произошло в райотделе после бодрящего утреннего звонка из морга, официально, наверное, называется неотложными оперативно-розыскными мероприятиями, возможно даже, по горячим следам, но значительно точнее описывается старым одесским словечком «шухер». Все свободные сотрудники были немедленно отправлены «отрабатывать», а занятые – объявлены свободными и тоже отправлены. Самым стрессоустойчивым и самым безответным, по давно сложившейся традиции, выпал скорбный жребий – визит в тихую обитель на Валиховском переулке и присутствие при всех положенных нормативной документацией священнодействиях. Когда, шумно сглатывая и промокая раскрасневшиеся физиономии платочками, официальные лица окружили секционный стол, доктор, уже надиктовавший всю наружную часть исследования, дал отмашку, и суровый небритый «младшая медсестра» с ножовкой приступил к своей части работы. Поначалу всё шло хорошо – ну, насколько вообще может быть хорошо в ситуации «всё плохо». Есть входная рана, выходной нет, значит, пуля внутри, её надо искать и найти. В полости черепа все положенные по такому случаю кровоизлияния на своих местах, от входной раны сквозь лобную кость в мозг идёт один аккуратный ровненький раневой канал с пропитанными кровью стенками, – в общем, случай из тех, которые принято называть «студенческими». Если бы не одно «но». Раневой канал слепо заканчивался в ткани мозга. И в конце его – никакой пули. Вообще ничего. Спустя несколько часов напряжённых поисков у секционного стола собрались все танатологи и большая часть криминалистов. Всё, что можно было рассечь, было рассечено, осмотрено, пропальпировано и покрыто матом. Потом был металлоискатель. Потом был рентгеновский аппарат. Потом были отчаяние и безысходность. Молодёжь, нервно хихикая, прямо под неодобрительными взглядами мэтров принялась делиться легендами о ледяных пулях и хохмочками про арбалетные болты на верёвочке. Мэтры играли желваками. Товарищи в погонах недоумевали, потели и мечтали о горячем чае, а ещё лучше – водке, о много водки, не обязательно даже холодной. Ситуация явно зашла в тупик. И в этот драматический момент мимо группы страдающих пролетел ангел. Ну, то есть, сначала было ещё не понятно, что это ангел, и что он пролетает. Сначала все видели, как мимо стола, пыхтя и шумно отдуваясь, «труповозы» волокут носилки с грузом. А потом один из них, слегка покачиваясь, с усилием сфокусировал взор на предмете всеобщего недоумения и пробормотал негромко: – А, это тот, что на штырь на…нулся… – Стоять! .. Ангел был схвачен, зафиксирован и допрошен с пристрастием. Выяснилось, что погибший не просто так лежал на газончике: он выпал из окна второго этажа. Падение на мягкий грунт с небольшой высоты не причинило ни телу, ни одежде повреждений, и, если бы не торчащий из земли острый металлический прут, вошедший в голову, бедняга остался бы жив и здоров. Сотрудники милиции, мельком взглянувшие на лежащий труп, не увидели ничего подозрительного, а «труповозы», без тени сомнений освободив тело от помехи, заботливо – чтобы никто больше не поранился – выдернули из земли злополучный прут и повезли погибшего в морг… Всеобщему ликованию не было границ. Доблестные сотрудники милиции обнаружили, наконец, на месте окровавленную железку и отправились получать резонный разнос, неизбежность которого, впрочем, не слишком их тяготила – в сравнении с теми перспективами, которые сулил нераскрытый «огнестрел». Ангел был премирован большой бутылкой и долго ещё гордился тем, какую неоценимую помощь он оказал следствию. А один из мэтров, сурово играя бровями и потрясая указующим перстом, заявил подрастающей смене: – И чтоб я этих ваших глупостей про ледяные пули больше никогда не слышал! Их не бывает. А бывает – обыкновенная… Обыкновенная казуистика! |