Стригут без электричества, ругаются с бытовыми сепаратистами и делают елочные украшения: как одесситы жить без света привыкают  

Ситуация с электроснабжением в Одессе несколько стабилизировалась: многим потребителям уже включают свет по нескольку часов, причем даже графики местами соблюдаются, хоть и не везде. И все же горожанам по-прежнему непросто.

Как одесситы жить без света привыкают, узнавал специальный корреспондент «Думской» Дмитрий Жогов.

Пишу этот текст в два часа ночи. И радуюсь: свет дали не в пять утра и до семи. Утром больше всего хочется спать. Что за работа в пять утра? Нет, лампочка зажглась в два часа ночи! Это хорошее время. Главное, сохраняться каждую минуту.

За время блэкаута я научился красться в абсолютной темноте, не ударяясь о мебель мизинцем. Научился впадать в спячку на время, пока нет света. И не поморщившись, съедать сосиску, которую полил в кромешной тьме вместо кетчупа сгущенным молоком.

В домовом чате, месте, где родился Вельзевул, все окончательно переругались. Потому как свет давали сперва вечером, и кто-то из соседей начинал сразу делать ремонт. Слышалось пение дрелей и какие-то глухие звуки, удары, которые мною идентифицировались как отбойные молотки и бетономешалки. И конечно, после пяти минут такой активности фазу вырубало нафиг, и весь квартал, стеная и скверно ругаясь, погружался во тьму.

Наглого строителя пытались вычислить путем обнюхивания дверей — не пахнет ли цементом и краской, но сие дознание ни к чему не привело. Зато выявили, что в квартире под нумером таким-то варят наркотики. Дескать, пахнет ацетоном. А в другой смотрят первый канал российского ТВ. Правда, потом выяснилось, что чувак смотрел Стерненко. Наконец, председатель ОСМД заявил в чате, что ему это все надоело, что таких бестолковых жильцов в своей жизни не видел, и, о̶с̶т̶а̶в̶и̶в̶ ̶п̶о̶с̶м̶е̶р̶т̶н̶у̶ю̶ ̶з̶а̶п̶и̶с̶к̶у̶, ̶с̶г̶и̶н̶у̶л̶ попрощался со всеми.

А на пятую ночь, по-моему, у меня глаза начали фосфоресцировать. Я стал различать предметы по запаху. А потом их видеть. Я, однако, испугался этой быстрой эволюции и решил выйти в люди. Узнать, какие лайфхаки одесситы применяют. Как борются с темнотой. И главное: добился ли путин желаемого, испугал ли одесситов, заставил ли их роптать. Посмотрев на себя в зеркало, отметил, что основательно зарос и похож на Дикого помещика из Салтыкова-Щедрина, и решил перво-наперво пойти в парикмахерскую.

Я и пошел.

НА ЛЕСТНИЦЕ

На лестнице оживляж. Горе для квартирных воров. Жильцы ходят вверх и вниз. Тащат бутыли с водой. Останавливаются на площадках. Разговаривают. На пятом я узнал, что во второй парадной застрявший в лифте чувак два дня назад проковырял ключами от квартиры двери лифта, и ему через дыру передают продукты и свечи.

На четвертом мне сказали, что это вранье и бедолагу освободили в первые пять часов. На втором с удовлетворением послушал, что путин пидорас. А на первом ушёл, что никто не застревал, и вообще нам лифты отключили и больше никогда не включат.

В «Таврии» по соседству действует пункт незламності, но там все розетки оккупировали околоподъездные бабушки. Даже приносят раскладные стулья и сидят там часами, всех обсуждая, хотя их «нокии» давно зарядились.

В ПАРИКМАХЕРСКОЙ

Валерия — парикмахер, держит свой салон в соседнем доме на первом этаже. Но «салон», наверное, громко сказано. Комната с умывальником, двумя креслами и древним сушуаром — еще советским. Это такой шлем на голову. Она раз двадцать хотела его вынести, но есть еще пяток клиенток, которым она накручивает волосы на бигуди.

- Это девочки, которым восемьдесят лет. Восемьдесят пять даже. Но им не дашь этот возраст. Я им делаю завивку три раза в год. Как я могу сушуар выбросить? — смущенно говорит она.

Валерия еще двадцать лет назад делала моей жене прическу на нашу свадьбу, ах все последующие годы стригла и меня, и всю родню.

Надо сказать, шикарно сделала. Я о прическе жены.

Каюсь. Я несколько лет назад Валерии изменил. В двухстах метрах от ее парикмахерской открыл свой барбершоп какой-то иранец. У него жена была украинка. Он с грехом пополам произносил с десяток ломаных слов по-русски, два или три на украинском. Остальные — на фарси. Когда я его видел в зеркале за своей спиной, с опасной бритвой в толстой волосатой ручище, что-то бормочущего себе под нос, невольно вспоминал кадры Аль-Каиды с заложниками и вздрагивал.

Он хищно смотрел на мою всклокоченную бороду и цокал неодобрительно языком.

Он был виртуоз. Бритва вспыхивала у меня под носом, рассекала пену, и под конец он прижигал оголенные щеки каким-то терпким иранским одеколоном. Или что там у них. И прикладывал к лицу дышащее жаром полотенце. Потом он скромно говорил цену.

- Сколько-сколько? — переспрашивал я.

И уходил от него, лихорадочно подсчитывая, хватит ли оставшихся денег на кефир. Но он был хорош. Я с ним пытался спорить об эмансипации женщин. Потом он закрылся, в смысле его салон.

Словом, я покаянно пошел к Валерии.

Маленькая сухая женщина с неистощимым оптимизмом. В ее салоне темно. Света по-прежнему нет. Но она раздвинула шторы, и хотя на улице тускло, как в Якутии, ей, по-видимому, этого хватает. Да! Солнечная Одесса уже месяц делает нам всем нервы. Просыпаемся – темно, ложимся спать – темно, а днем серость. Полярная, бляха муха, ночь.

В руках у Валерии зажужжала машинка, работающая на аккумуляторе.

- Парикмахерские в городе работают, — говорит она. — Света нет, но люди там сидят. Если центральное отопление, то тепло, если электрическое, то холодно. Я в эти дни беру одного человека или двух. И когда второго человека заканчиваю стричь, уже замерзаю. Я надеваю теплые вещи. Теплые сапоги, но сегодня, слава Богу тепло, и я одела платьице. Я думаю, что когда нет света, парикмахерские работают только на стрижки. Люди в большом минусе. Это так. Но! И свадебную укладку можно сделать без света. Накрутить на ночь. Меня учили, как делать накрутки, начесы и потом прически. Молодые мастера любят на большие плойки накручивать, а для этого нужно электричество.

Валерия работает парикмахером почти тридцать лет. И за это время привыкла и приспособилась к любым сложностям.

- Когда я открыла эту парикмахерскую в 1998 году, здесь с восьми утра не было воды. Начальник жэка мне сказал: «Воду горячую не проводи, потому как ее здесь нет». И как раз этот период, с 1999 по 2001 годы, регулярно отключали свет. Я здесь прошла очень хорошую школу. Закалка! Поэтому когда начинают мне жаловаться, я говорю: «Ребята это такая ерунда! Это все уже было».

Валерия отложила в сторону машинку и, пощелкав ножницами в якутском сумраке, сказала успокоительно:

- У меня прекрасное зрение! Так что все будет замечательно. У меня очень много лет здесь свечка лежала тоже. А как же! Половину стрижки сделала, а тут свет выключили, и я зажигала свечку. У меня были очень хорошие мастера, которые научили меня делать стрижки без ничего.

Вы знаете, я не хочу, чтобы после войны все возвращалось на круги своя. Надо стараться, чтобы все лучше было. До войны мы в этом всем уже жили. Надо, чтобы мы жили намного лучше!

Всегда было так: если работает парикмахер — жизнь продолжается!

ОГНЕННАЯ СОФИЯ

Довольный, освеженный и постриженный, я поспешил на рынок. Нужно было купить свечи, фонарь и еще по мелочи.

На Малиновском рынке есть предпринимательница София Серебрянникова. Это огонь и сгусток энергии. Она душа рынка. К ней надо водить экскурсии, показывать тем, кто хочет немножко одесского колорита.

Рынок пуст. Может, мы поздно пришли. Продавец закрывает свой контейнер и мрачно осеняет крестным знамением замок. Сейчас на многих контейнерах записки с номерами телефонов. Мол, звоните, и мы придем через 15 минут.

А когда-то, до большой войны, рынок шумел. Галдел. Зазывал. На нем я покупал по дешевке уникальные вещи. Например, двери ванной комнаты в виде лондонских телефонных будок. Таких я нигде не видел. Ругался с нерадивыми продавцами, пил ледяную колу в жаркой толпе и вообще любил тут походить. У меня пол, стены, сантехника — все отсюда. А жена любила ходить к Софии. Хотя сам процесс покупки мог затянуться на час.

С ней можно долго и вкусно разговаривать. Как в том анекдоте: еврея на таможне в аэропорту спрашивают: «Откуда прибыли?» — «Какие прибыли! – горестно возмущается тот. – Одни убытки!»

- Как ваш бизнес? — начинаю беседу с Софией.

- Я вас умоляю! Посмотрите направо! Посмотрите налево! Никого нет! Товара очень много! Вы, Дима, посмотрите на качество. Такого вы не найдете. Сейчас 99,9% метала — это подделка. А такого металла, как я закупила, никто не привезет. Все кастрюли из Сербии, это стекло-металлическая эмаль! Все ножи супер. Меня девочка из Тель-Авива нашла: «Ой, хочу! Я пришлю маму с поселка Котовского, она купит!»

- А вы давно здесь работаете?

- Я на рынке с прошлого века. С 1994 года.

- Так вы еще застали бритых ребят в малиновых пиджаках? Наверное, к вам подходили?

- Ко мне тогда подходил бандит в погонах! Вытянул с меня 100 долларов. У меня продавались украинские ножи. С Донецка привозили. Он мне говорит: «Так, сейчас составлю акт». Я: «Какой акт! За что?». Он: «Это холодное оружие!» Я говорю: «Что вы морочите мене голову! Какое оружие? Это набор столовых ножей!» Начал пугать меня какими-то статьями, о которых я не знаю и не ведаю. Я ему: «Шо вы от меня хотите?» Он мне пальцем рисует «200». Я: «У меня нет», — полезла в кошелек. Нашкрябала мелкими 100 долларов.

Потом мой знакомый, тоже в погонах, позвонил ему и говорит: «Так, это моя кума. Привезите то, что взяли». А этот отвечает: «Ножи привезем, а денег уже нет».

Оказывается, был день рождения у начальника, и они пошли по предпринимателям пособирать. И ему показалось, что можно приходить и меня доить!

- Как с блэкаутом справляетесь?

- Ох… Свечки. Стремно в вечернее время. У нас в доме не было света около полутора суток. Я собрала свои манатки, кое-что вкусненькое прихватила и поехала к детям. У них вообще мало бывает света. Два часа днем, пару ночью. Но я захотела в коллектив!

- Как вы относитесь к «одесситам в энном поколении»? Многие очень любят кичиться своей одесскостью!

- Я вас умоляю! Это имеет значение? Имеет значение настрой. Имеет значение характер. Имеет значение взгляд на жизнь. А в каком поколении, все равно.

- Я видел в Фейсбуке вашу перебранку, словесную дуэль с колорадским сепаром! Вы таки его побороли!

Дело было в трамвае. София попросила другого пассажира: «Будь ласка, пропустіть». И тут какой-то трамвайный идиет зарычал: «Бандеровка!» — и началось. Вы не знаете Софию. Я бы лично с ней не связывался.

- Я, если бы могла, дала бы ему в рожу!

Но она всю перепалку сняла на телефон и выложила в интернет.

София возмущается:

- Весь трамвай как в рот воды набрал! Даже двое на меня нападали: «Закройте уже рот! Хватит орать!» А я говорю: «О! Гоп-компания, не журись!» Девочка молодая не выдержала, она стояла и все время поглядывала, меня успокаивала: «Он вас специально выводит». И дядя, которому за 80 лет, тоже кричал: «Я сейчас подойду! Я за 80 лет ни разу не видел бандеровца!»

- Нас бы с вами повесили, если бы россияне захватили Одессу?

- Это однозначно! Я себе аватарку с флагом Украины сделала в Фейсбуке. Мне одна говорит, зачем эти публикации? Прекрати! А я ей: «Ну да! Нужны только цветочки и кошечки!» Она мне: «Ты не понимаешь, если ОНИ придут…» Не дождутся!

Всем советую покупать у Софьи кастрюли!

МАСТЕРИЦА

Наталья живет в самом сердце старой Одессы, на Пастера. На диво ухоженная парадная. Узкая витая лесенка. И шикардос комната с высоким потолком, антикварной мебелью, канделябрами и большой елкой. Торжественно бьют часы.

Тут самое время зайти горничной с серебряной визитницей и произнести: «К вам г-н Жогов. Репортер-с. Изволите принять?» И то ли борзая, то ли гончая обнюхивает меня в прихожей, где я томлюсь, переминаясь с ноги на ногу.

Но тут, конечно, все проще. Просто квартира навеяла. Наталья — преподаватель изобразительного искусства. Я напросился в гости, потому как она делает новогодние игрушки. И не просто игрушки, а игрушки, которые покупают потом коллекционеры во всем мире.

- Они есть в частных коллекциях, — рассказывает моя собеседница. — Я всегда радуюсь, когда мои работы остаются в Украине. Это приятно. Но есть, конечно же, покупатели и в Греции, и в Италии, и в Германии.

Наталья зажигает елку, та вспыхивает, тепло переливается и мигает разноцветными огнями. На ветках висят игрушки, сделанные руками хозяйки.

- Ну да, год тяжелый, — продолжает она. — Но несмотря ни на что, хоть минимальный праздник должен быть. Эмоционально в темноту лично мне не хочется. Если мы сами себе праздник не сделаем, нам его никто не сделает.

Я полюбовался елкой. Такая мирная, расточительно нарядная и огненная. Но тут свет погас. Волшебство пропало, но ненадолго. Наталья достала старинные подсвечники и зажгла свечи. Поставила на стол мисочку с клейстером, разложила ручки, ножки незаконченных игрушек. Она деловита и улыбчива. «Памагите, мы все умрем!» — это не про нее.

При свете свечи она спокойно смазывает игрушку клеем и слоями накладывает вату. Наталье нравятся белоснежные ватные игрушки. Такие были еще при царе. Это очень кропотливая работа.

- Сейчас, когда у нас нет света и ты ловишь часы, работать трудно. Мишку я делаю за неделю. А такую игрушку я делаю десять дней.

Ее пальцы быстро двигаются. Человек занят привычной работой. Да, нас погрузили во мрак, но так тут было и сто лет назад, когда построили этот дом. Так же светили свечи, медленно стекал воск. Правда, в доме тогда был камин.

Мишки и куклы, сшитые Натальей, очень хороши. Некоторые из них уже готовы отправится к новым хозяевам. У каждого мишки есть свое имя. Каждый индивидуален.

- Это Ричард, — показывает мастерица. — Сделан по классической выкройке, но не из традиционных материалов. Классические медведи — это альпака, мохер. А этот сделан из антикварного гобелена. Я его расшивала. Мишка ищет дом.

Помимо Ричарда, тут есть романтичная медведица Эмми.

- Она не грустная, а скорее романтичная барышня, — поясняет Наталья. — У нее свои какие-то девичьи мечты, и она думает, что на Новый год они исполнятся.

А рядом медведица, которую зовут Тетя Циля. Она не обитательница пастеровских коммун, жарящая бычков на общей кухне, попыхивая папироской. Это скорее чопорная дама с каким-то камнем на груди.

Наталья ее не продает.

- Сейчас сложно. Если нет настроения, то я не сажусь ни за какую работу. Если нет духовного внутреннего равновесия, то я не могу делать. Если без вдохновения делаю, то это получается халтура. Потому что через работу я должна подарить людям эмоцию. А если у меня ее нет, то в работе ее тоже не будет. Хотя мне сейчас говорят: «Кому нужны твои мишки, куклы и игрушки?» А если они кому-то одному принесут радость, то это уже хорошо. Как выживать? Можно сделать свечи самому. Можно лампадки. Подсолнечное масло, фитилек, баночка. Лампа есть керосиновая. Есть примус. Есть керогаз. У нас все есть. Мы не пропадем.

Вот три разные женщины. Рчень разные. Что меня поразило — это одна черта, их объединяющая. Стойкость и незламність. Презрение к временным трудностям. И вера в победу.

Автор — Дмитрий Жогов, фото Валентины Бакаевой