Хорошо редактору, когда журналист врывается в редакцию с криком «У меня бомба!» Не в смысле, что у него пояс шахида, а что надыбал какой-то интересный сенсационный материал. Редактор отбрасывает материалы об умерших черепахах в парке Победы и прочий вздор и хватается за сенсацию.

Вот и в этот раз было так.

Спецкор «Думской» Дмитрий Жогов побывал на железнодорожном вокзале, чтобы узнать, как там исполняют требования закона о декоммунизации и деколонизации. И прибежал обратно в крайне возбужденном состоянии. «Что там декоммунизация! У меня бомба! Знаете, как они организовывали эвакуацию людей? А знаете, какое у них бомбоубежище? А знаете, куда девались носильщики? А знаете, как документы на вокзале закапывали, чтобы враг не нашел? Ничего вы не знаете! А я такие фото вокзала и чертежи снял, которых еще ни разу никто не видел!» Постоял, отдышался, перекурил, выпил литр кофе и засел писать очерк. А мы стали с нетерпением ждать обещанных Жоговым информационных вкусняшек. И наконец, дождались, теперь делимся с вами.

КАК ПУТИНА ОДЕССКИЙ СТАРШИНА ПО РЕБРАМ БИЛ

Железнодорожный вокзал был пуст и гулок. Блистал чистотой.

- Чистота – это мое все! Я если бумажку увижу, то у меня истерика, — заявляет начальник «Одесса-Главная» Олег Кудашкин. – А если окурок, то это вообще! Сразу звоню и кричу: «Уборщика сюда!» У нас постоянно моется. По два раза в день! Я даже сюда приглашал лабораторию, чтобы они взяли смывы. Мы же кормим людей! Так у меня не то что стафилококков и стрептококков, у меня даже инвазивных вирусов нету!

Директор окидывал гулкие своды строгим взглядом и, казалось, редкие вирусы и микробы воспламеняются от его взора. На самой вершине колонны, где каменные серп и молот, беспокойно заворочался голубь. Не выдержав директорского взгляда, он порхнул от греха подальше.

Вокзал сверкал, как вытащенный из автоклава хирургический инструмент.

Директор — плотный, аккуратный, в очках, добродушный. Вроде как штатский до мозга костей. А вот нет. Кадровый военнослужащий, работал в СБУ. Вокзалом руководит последние три года. Сотрудницы от него млеют. Я их расспрашивал втихаря:

– Как директор?

– Наш-то? Молодец! Вот такой мужик!

Вокзал пуст, огромен и великолепен. Сталинский ампир придает торжественности. Я был до войны в Запорожье, там на центральном проспекте стоят сталинки. Все в молоткасто-серпастых барельефах. Но как торжественно и органично смотрятся! Кажется, что выйдет сейчас, с трудом открыв трехметровые двери, снабженные могучими пружинными механизмами, советский служащий. На нем будут шляпа, парусиновые штаны, сандалии, надетые по-монашески на босу ногу, и белая сорочка без воротничка. Избежав удара под зад от дубовой двери, он достанет часы-«луковицу» и скажет: «Ох, на заседание совнаркома опаздываю!» — и побежит, подкидывая зад, сплющенный от долгого сидения на заседаниях.

Советский служащий идеально вписывался в сталинский ампир. Но сейчас-то другой народ. Вот в здании вокзала бредут украинские солдаты с вещмешками. Два парня и девушка. Именно бредут. Видно, что они смертельно устали. Идут в зал ожидания, снимают рюкзаки и, пока мы осматриваем достопримечательности, засыпают мгновенно в мягких креслах. Под советской грандиозной мозаикой, изображающей рыбаков с сетями и огромной рыбой. Их не интересуют ни бесплатная еда, ни душ. Спать, только спать!

Осматриваюсь. Возле советской мозаики — детский уголок. Полно игрушек. Балкон в зале ожидания, для оркестра. Тоже сталинский. Чтобы отъезжающие наслаждались песнями. Кресла раньше были, понятное дело, попроще. Деревянные скамейки. На них-то и лежал, по-видимому, путин. Да-да, тот самый! Во время визита в Одессу в 2002 году российский диктатор припомнил, как, будучи студентом, побывал у нас. Не успел на поезд и заночевал на вокзале, свернувшись клубочком на скамейке. Разбудил его милицейский старшина, стукнув небрежно под ребра ногой. Видимо, после этого путин и затаил злобу на весь мир.

Я себе отчетливо представляю эту сцену. Здоровый бугай-старшина, с усами, как у моржа, сонный и злой, получил ориентировку на чемоданного вора. И держа фоторобот в кулаке, ходит и сличает. И тут на скамейке лежит нечто мелкое. Прикрытое газеткой «Комсомольская семья». Старшина небрежно стукает лежащего по ребрам:

- Гражданин, предъявите документы!

И смотрит, как начинающий уже лысеть заморыш, злобно хлопая белесыми ресницами, ищет и потом показывает старшине развернутую книжицу. КГБ. Ах, если бы ты знал, старшина, что этот крысеныш будет бомбить твоих внуков… Что бы ты сделал? Но и за удар по ребрам всенародное спасибо.

- Будет ли установлен памятник милиционеру, бьющему путину под ребра? – спрашиваю директора. — Или памятная табличка?

- Есть такая легенда. Наверное, придет время, и… Мы же живем в Одессе. Наверняка такой вопрос будет подниматься. Хорошая же история. Хотя вряд ли люди захотят видеть на территории вокзального комплекса какого-то сидящего Путина. Но если общественность скажет, это надо сделать, то… все равно это долгий путь! Это надо обращаться к руководству «Укрзалізниці». Ну и кто-то должен на себя взять финансирование.

ДЕКОММУНИЗАЦИЯ ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ

Мы с директором прошли по всему вокзалу. Я, честно, получил эстетическое удовольствие. Тут хорошо проверяющим комиссиям ходить. Все ласкает начальственный взгляд:

- А где у вас места для мамочек с детьми?

- А вот, пожалуйста! Тут и пеленальные столы, и медикаменты разные.

- А для инвалидов?

- А вот блестит зал. Пожалуйста.

- Комната отдыха для военных?

- А вот милая девушка на ресепшене, она вам покажет.

Надо сказать, что комната отдыха для военных — это что-то с чем-то. Зал больше похож на такой, который снимают для свадебных банкетов. А еще куча гаджетов, которые подарили общественные организации из США и Европы.

Напоследок мы зашли в рубку. Глаза вокзала. То место, откуда нам говорят, что поезд прибывает на второй путь. Везде чисто. Гулко. Пусто. А ведь совсем недавно тут творилось невообразимое. Но об этом чуть позже.

На столах в кабинете директора – десятки эскизов с вариантами замены революционных матросов и солдат на медалях вокзала. Тут же лежат старые книги и альбомы с проектами восстановления здания. В 1944 вокзал взорвали. Тонны разбитых кирпичей и пыли — вот что тогда от него осталось. Семь лет его восстанавливали и выстроили помпезным, величественным и торжественным. Ну и конечно, с каждой колонны на тебя смотрел не рабочий, так матрос или пионер, или серп с молотом. Директор рассказывает, что когда понадобились чертежи вокзала, то ему сказали, что таковых нет. Затерялись. И он полез в подвалы. Там и нашел эти альбомы.

Фото из книг и альбомов публикуются впервые.

- Ух ты! - невольно вырвалось у меня. — У вас в подвалах, наверное, и бюст Сталина есть!

- Чего там только нет! — сказал загадочно директор. — Наш вокзал был построен (восстановлен) после войны, при жизни Сталина. Так что, все, что касалось декора, оформления, все было посвящено советской армии и военно-морскому флоту. Серп и молот, ордена, медали и, конечно, Ленин, Сталин, Свердлов и вся эта шайка. И такая символика присутствует во всем здании и на фасаде нашего любимого всеми одесситами вокзала. Понятное дело, надо что-то с этим делать. Вокзал признан памятником архитектуры. Нас ограничивал закон Украины. Мы не можем все разрушить и потом по-новому все создать. Остановились на том, что на медальонах будет Потемкинская лестница и Оперный театр. Человек заходит и сразу видит, чем одесситы гордятся. И еще хотели навигацию, как со второго хода пройти во все залы, ко всем удобствам.

Если заходить со Старосенной то там, между первым и вторым этажам, идут ордена. Ордена Великой отечественной, Ленина, Октябрьской революции, их пять-шесть штук. Я понимаю, что они реально бросаются в глаза. Тем более там есть медали со Сталиным, Лениным. Они нам не нужны. Мы сейчас можем все эти моменты нивелировать. Мы обращались с этим вопросом в городскую администрацию, в департамент, который занимается охраной объектов культурного наследия. Мы просили их разъяснить, как это можно все осуществить. Есть два пути. Сложный — получить добро на разработку документации по переделу этого всего, а это хлопотный процесс, особенно в военное время. И разработка документации стоит порядка… до пяти миллионов. А это немного неправильно. Деньги сейчас нужны на фронте. А для нас важно получить разрешение, чтобы все эти элементы прикрыть.

А надо сказать, на вокзал то и дело обращали внимание патриотически настроенные граждане и хмурили бровь. Дескать, заповедник социализма. И выход найден! Директор не без удовольствия показывает пластмассовые нашлепки с тризубом, которые и прикроют серпы и молоты. И недорого, и глаз не будет мозолить. Вместо матросов и солдат появятся Оперный театр и Потемкинская лестница.

- Мы сами это все придумали, — говорит Олег Кудашкин. — Вот за эти накладки не будет стыдно перед гостями. Мы несколько месяцев выбирали варианты. У нас хорошие исполнители, муж и жена, которые недорого делают. Они тоже любят наш вокзал.

На втором этаже висит еще картина, на которой изображен пароход «Иосиф Сталин». По поводу нее уже наведывались коллекционеры и украдкой спрашивали, как бы приобрести. Директор стойко держится, скупщиков антиквариата послал подальше и думает, как бы эту картину декоммунизировать.

РАБОТА В АПОКАЛИПСИС. КАРАНТИН! ВОЙНА! МРАК И СКРЕЖЕТ ЗУБОВНЫЙ!

Работу директором вокзала не назовешь спокойной и в мирное время. Но справиться с этим сложным организмом во времена, которое многие посчитали наступлением Армагеддона, для этого нужна военная выдержка, холодный расчет и любовь к своему делу.  

- Я заключил контракт и сюда пришел в 2020 году, как раз только началась ситуация с коронавирусом, — вспоминает Олег Кудашкин. — Пришел 5 мая, а через пару дней все стало закрываться. Поезда не ходят. Масочный режим. Я в шоке! Куда я попал?! Что мне здесь делать? Никакого сообщения не было. Вокзал закрыт на карантин. Но за два месяца карантина я изучил, с чем имею дело. Потому как хозяйство большое. Пять с половиной гектаров. С множеством элементов. Здания, подвалы. Бомбоубежище было одно, небольшое, а в начале полномасштабных военных действий мы сделали еще два укрытия для людей, которые живут в окрестностях либо находятся во время воздушной тревоги на территории вокзального комплекса.

Все там оборудовали. Полевые кухни.… Нет, давайте по порядку я расскажу. 24 февраля, когда началось светопреставление, мы сразу прибыли на территорию вокзального комплекса. Я и в обычные дни на работу приезжаю в шесть — шесть пятнадцать утра. Чтобы обойти все. И доложить руководителям в Киеве, что у нас все хорошо. Когда 24 мы приехали, то понимали, что не обойдется одними «бахами». Ближе к 11 часам стало ясно, что россияне пересекли государственную границу Украины и движутся в направлении Херсона и Николаева. Понятно, что у людей, особенно у тех, у кого дети, возникло желание срочно оттуда уехать. И началась эпопея с беженцами. Мы с замами пришли 24 февраля, а ночевать я попал домой в двадцатых числах апреля. Месяц не мог уйти. 24 часа в сутки работали. Если сейчас пассажиропоток 2-3 тысячи человек в день, то тогда было 10-12 тысяч. И всех надо было встретить, накормить, напоить и отправить к месту назначения. Но я не считаю, что это был дурдом. Это была почетная миссия. А ведь приходилось работать в стрессовой ситуации, когда люди на истерике. Многие бежали из дома в трусах и носках. И тогда руководство «Укрзалізниці» приняло беспрецедентное решение об упразднении билетов.

Тогда в 12 дня можно было съездить домой, чтобы помыться и переодеться во что-то свежее, и бегом назад. Меня жена на пороге ловила: «Будешь кушать?» — «Нет!» Быстро в ванную! Она мне уже приготовила все свежее. И назад. У нас же переклички. У нас же не только наш вокзал! Он как филиал входит в комплекс предприятия, которое называется «Вокзальная компания». В ее составе 107 украинских вокзалов. Из них 14 являются базовыми. Базовый вокзал включает в себя еще несколько, то есть мне подчиняются вокзалы Херсона, Николаева, Подольска, Первомайска, Раздельной и Измаила. С 24 февраля мы были в оперативном подчинении не только у Киева, но еще у директора регионального филиала «Одесская железная дорога» Сергея Никулина. На период войны он взял оперативное руководство над вокзалами. Вокзальная компания дала нам приказ вывезти за два часа документацию на сооружения и здания вокзалов Херсона и Николаева, то есть то, что восстановить потом очень сложно. Последний поезд из Херсона уходил через час. А мы еще должны были эвакуировать директора вокзала. Мы решили всю документацию закопать на территории одного из дачных кооперативов.

После освобождения Херсона, на второй день, мы поехали восстанавливать вокзал и раскопали эти документы.

- Ну и как вокзал? Сильно пострадал?

- Об этом мало кто пишет. Он был загажен. Оккупанты, не мудрствуя лукаво, заминировали одно из помещений. Мы заходили туда после саперов. Технический подрыв был произведен. «Русские освободители» были уверены, что останутся там навсегда. В первые дни они расстреляли вокзал. Повредили двери, окна, все телевизионную технику. Знаете, рекламные телевизоры такие висят, они и их расстреляли. А потом через какое-то время стали делать ремонт. То, что они разворовали или разрушили, им пришлось восстанавливать. Даже сканеры поставили, чтобы людей проверять на наличие оружия, тех, кто на территорию Крыма будут выезжать. Драпали очень быстро. Потому что оставили практически все. В том числе и документацию со списками коллаборантов, которые на них работали. Мы за короткий срок восстановили деятельность вокзала на 100%. Вокзал полностью укомплектован старлинками. Работает.

- Мой хороший друг, одессит, уезжал в первые дни полномасштабной войны. Я зачитаю его впечатления. Он инвалид, ему пришлось нелегко. Вот как он описывает происходившее тогда:

«Ребята и девчонки из теробороны и «Укрзалізниці» героически держали оборону, но вал из не допущенных мужичков был необъятен.

На лестнице (в вагон) добрейшие и дружелюбные наши сограждане потащили меня назад и выбили костыли, так что в тамбур я влез на руках. В итоге мне нашли место на посидеть в купе с 12 людьми и очень веселящимися от такого приключения детьми, не умолкающими 24 часа в сутки. Никита ехал на полу в коридоре. Ленка — в ледяном тамбуре. 28 часов.

Утром зареванная Лена рассказывала, как в каких-то местечках, где останавливались — с заревом и взрывами на заднем плане облепившие поезд девчонки пытались просунуть в вагон хоть детей и сквозь плач умоляли спасти хоть их…»

- Количество поездов было ограничено. Большинство хотели выехать за пределы Украины. В первую очередь это поезд, который до сих пор работает, Одесса – Пшемысль. 25-26 февраля такое творилось! Мало того, что тут были люди из Херсона и Николаева. У нас же еще одесситы! Сотрудники мэрии, облгосадминистрации, силовых ведомств, понимая, что здесь оставаться небезопасно, выезжали. И всех своих родственников пытались вывезти на запад Украины, в Польшу или Германию.

Такое большое количество людей мы не смогли расположить в залах, нам пришлось задействовать возможности муниципалитета. Каким образом? На втором этаже заработал центр беженцев. Туда с разрешения Марченко и Труханова привезли стулья из концертного зала, более пятисот штук. Мы на них располагали беженцев. Множество людей изъявило желание помогать нам и работать с беженцами — бесплатно. Плюс еще службы города и области. И правоохранительные органы. Тут такой конгломерат был! В 12 обычно прибывали люди, и их тут же начинали кормить.

Нижние этажи для одесситов — кто хотел уехать. Второй этаж — для тех, кто приезжал из других регионов. Одесситов можно было не кормить, а вот людей из других регионов нужно и покормить, и одеть. А детей было… Ну просто ужас! В первый день мы выгребли из карманов все и пошли на Привоз покупать продукты. Кормить людей. И поняли, что на второй день мы не справляемся, надо что-то делать.

Мы кричали: «Ребята, помогайте нам, мы не справляемся!» И волонтерские организации ответили на наш призыв.

Знаете, что было прикольно наблюдать? В час, когда наша страна борется с настоящим фашизмом, все конфессии религиозные объединились — баптисты, православные, адвентисты, кришнаиты. Все они кормили людей своей пищей! Все люди были накормлены, одеты, обуты! Я был в шоке! Построено так все было. К 12:00 прибывали автобусы. Мы, как в пионерском лагере, вели людей за ручку на второй этаж. Рассаживали. Они уже видели столы с едой. Их чуть-чуть попускало.

Я заверял, что все уедут. Всех отправлю сегодня! Вы мне завтра не нужны, завтра приедут уже другие! Всех посажу на поезд! Сперва покормлю, после обеда будут поезда. Одесский вокзал тупиковый, он такой единственный в Украине, куда поезда приходят и дальше не идут. Поэтому до обеда у нас все поезда приходят. А после обеда, в 13:55, первый поезд, мы всех отправляем. Со всеми прощаемся. Первые две недели я ходил к беженцам, выступал перед ними, приходилось всех перекрикивать, масса вопросов… охрип так, что сам себя не слышал.

Формировали группы по поездам. В первую очередь мы отдавали предпочтение мамочкам с детьми. На втором месте у нас были престарелые. И на третьем — инвалиды. А уж потом сажали всех остальных. В 13:55 уезжает поезд. Выводили людей за ручки с чемоданами. Сотрудники полиции и теробороны становились у входа на платформу, иногда доходило до стрельбы вверх из автоматов. Очень многие на нервах. И прискорбно сказать, но это были мужики, которые пытались прорвать кордоны и первыми залезть в вагон. Так что, приходилось стрелять.

В полпервого провожали последний поезд на Измаил. А там люди на катер и в Румынию.

- Сколько вместимость вагона и сколько в те дни перевозили пассажиров?

- Вообще жесть, — вздыхает директор. — 36 купейных. 54 плацкартных. Но заходило… блин, вы не представляете. Там было и 150, и 200 человек. На нижнем сиденье человек шесть-восемь помещалось. Наверху дети. Трехкратное, пятикратное было превышение. Люди садились на чемоданах в проходах. До того это было забито, что люди не могли в туалет сходить. Но у нас не было такого, чтобы мы всех не посадили. Иногда чтобы увезти людей, нам приходилось задействовать электрички. Электрички ехали отсюда до Львова. Были и те, кому нужно было переночевать. Селили их. В комнатах отдыха — шестнадцать оборудованных номеров. Я не скажу, что там супер-пупер, но есть и люксовые номера. Есть и на два человека, и на одного. На тот момент никто с людей денег не брал.

Придумали, как развлекать детей. Сначала телевизор, и они мультики смотрят, когда кушают. Уже смех какой-то появился. Вы представляете, мы организовали им театр! Красный Крест, ЮНИСЕФ привезли нам тонны игрушек. На втором этаже организовали детскую комнату и кинотеатр, столовую.

- Расстелили ковры. Игрушки. И у детей пропадал мандраж. Организовали зал для грудничков. А каждый час воздушные тревоги. Мы всех вниз спускали. Американские общественные организации прислали нам прибамбасы для того, чтобы поить всех чаем, кофе. Машины с гаджетами приезжали. Все эти электрочайники, электротены для нагрева воды на двадцать литров. А сколько еды! Я не знаю такого человека, который бы остался в эти дни голодный! Волонтеры играли с детьми. Мы с ними (волонтерами) настолько свыклись, что взяли их на работу. Они до сих пор работают у нас бригадирами, дежурными по залу, уборщицами. Захотели остаться в этом коллективе!

- Как справлялись с блэкаутами?

- Оооо! Это серьезная тема! Сейчас вам расскажу и про блэкауты! – Олег Кудашкин смеется. — У нас же всегда есть свет. Вокзал подключен не только к городской сети, у нас сеть «Укрзалізниці» — питание для электропоездов. Так называемая силовая линия. И вот ситуация. Выключили свет, мы переключились на свое питание. Но тут снова погасло. Это шокировало. Представьте себе: зима, а здание вокзала в темноте! Слава Богу, наше руководство приняло такой шаг, закупило свечи, электрофонари, аккумуляторы, налобные фонари, фонари от солнечных батарей. Ну и плюс мы были обязаны на территории каждого вокзального комплекса иметь пять-шесть керосиновых ламп «летучая мышь». Мы вовремя отремонтировали большущий генератор, который смог питать большую часть вокзального комплекса. Ну и еще миллион свечек! А потом Илон Маск передал старлинки.

Но в первый раз мы в шоке бродили по темному вокзалу и кричали: «Ау! Где вы там?» А потом заработал генератор, старлинки, и все жители Приморского района знали, что здесь у нас а) свет; б) Интернет; в) возможность зарядить свои гаджеты. Израиль нам предоставил лекарственные препараты. На случай, если кому-то станет плохо.

Ну и еда. Нас обязали: каждый человек, находящийся на вокзале во время блэкаута, должен быть накормлен. Опять-таки американцы помогли. Гороховый суп, бутерброд с колбасой и сыром, чай с печеньем. А бутерброды — как американцы любят, такие большие! Сытный обед. Любому хватало калорий! Наши партнеры европейские и американские дали специальные столы и стойки для зарядки гаджетов. Садишься за стол, воткнул и можешь работать , можешь фильмы смотреть. Отдельно хочу сказать по воинам, которые защищают нашу Украину. Это святое. У нас есть отдельный зал. Если приезжает группа людей, то мы их кормим, поим. Мы сами так решили. Ни у кого не спрашивали. Главное, чтобы им было комфортно.

ВОКЗАЛЬНЫЕ «ТОШНОТИКИ» И «НАСИЛЬНИКИ»

Меня директор вокзала приятно поразил. Когда я вижу закрытого наглухо чиновника, который недоверчиво зыркает и спрашивает: «А есть ли у вас разрешение на съемку? А вы согласовали в Киеве?» — то я внутренне сразу напрягаюсь, мне хочется этого чинушу вывести на чистую воду, разоблачить и обнародовать его коррупционные схемы. А тут директор наслаждался, показывая вокзал, с удовольствием рассказывал о своей работе и, более того, другие журналисты подтвердили, что такого руководителя еще надо поискать.

Учитесь, господа чиновники!

Я пустился с директором в бомбоубежище. Что сказать. Добротно. И вроде как безопасно. Запасы еды, воды есть. Запасные выходы есть. Вентиляция работает. У всех бы так. А не это вот все.

Я решил расспросить директора о вещах, о которых спрашивал бы в мирное время. Раньше на остановках глухонемые пробегали по вагонам и продавали календари с эротикой, котятками или Сьюзи Кватро. Шли и бабушки, и тети с сумками, термосами, кастрюлями с пирожками, их еще называли «тошнотиками». «Дорогу!» — зычно орали носильщики (их, в свою очередь, обзывают «насильниками»), толкая перед собой тележки, заставленные чемоданами. А как нынче с этими неотъемлемыми чертами вокзала?

- «Тошнотики», беляши были исключены с самого начала, — говорит Олег Кудашкин. — Я сразу сказал: либо торгуем мы и мы отвечаем за здоровье пассажиров, либо не торгует никто. Бабушек попросили вежливо продавать за территорией вокзального комплекса. Сказал им: «Я не желаю отвечать, если кто-то съест ваш «тошнотик» и будет у него из всех дыр зеленым дрястать!» Объяснил очень доходчиво. У нас в двух местах продается еда в залах. Это мы сами продаем. Там точки по продаже сертифицированной продукции. Все запаяно. И на выходе на Среднефонтанскую есть где можно все эти продукты купить, в том числе в дорогу какое-то питье.

- А вы бывали на вокзалах других стран? Были ли вокзалы, которые вас удивили?

- Ой, мамочки. Меня многие вокзалы ошарашили. Взять любой вокзал Великобритании, Германии… Уф… Мне особенно нравится навигация. Она понятна. Она разработана для каждого вокзала отдельно. Это дорого, но это классно. Когда ты хочешь куда-то попасть, ты просто подходишь к интерактивной доске и набираешь то, что тебе нужно. А если не знаешь немецкого, то можно выбрать язык. Или все по картинкам найти. Мы пока рисуем, куда идти, на бумаге. Но наступит день, и мы будем 3D-навигацию использовать и пунктиры на полу.

Кстати, перед вокзалом не было попрошаек, «бабок-трясучек», которые на деле оказываются розовощекими наглыми девахами, закутавшимися в платочки. Как нам объяснили, «девахи-трясучки» уехали в первые дни большой войны в Европу. У нас народ, понятное дело, стал злой, раздраженный и подавать перестал. Самим бы выжить. Да и военное положение попрошайкам не способствует. То патруль нагонит, то военкоматовские подойдут – проверить, не скрывается ли кто-то мужеского полу под платочком. Вот и подались немощные, калики юродивые на заработки в Европу.

А раньше — как пели в «Лимончиках», известной одесской песне:

На вокзале шум и гам,
Ходят разговорчики:
Моня стырил чемодан
И загреб лимончики.

Когда мы гуляли с директором по вокзалу, то заглядывали и в дежурную часть. Дежурка скрыта от людей. Около семидесяти камер следят за каждым закутком. Так что, скажем карманникам и другим ворюгам: напрасный труд.

- У нас недавно был такой случай, — рассказывает директор. — Пришел киевский поезд. Люди встречают человека, а его нет! Они пошли к нам, пошли в полицию: «Ай-ай-ай! Что делать!» Я и говорю: «Сейчас все выясним». Звоню, спрашиваю: «Проверьте, пожалуйста, этот пассажир был там? Седьмой вагон, 25 место». Говорят: «Да. Он зашел в Киеве и никуда не выходил. То есть до Одессы он доехал. Если бы где-то вышел, то об этом узнали бы», — «Давайте смотреть по камерам. В чем он был?» Смотрим, вышел с вагона, прошел на выход, а там его военкомат забрал.

ПОЕЗД НА ДРОВАХ И СПРАВЛЯЮТ ЛИ НУЖДУ НА РЕЛЬСЫ?

- Довелось на YouTube видеть: стоит проводник возле вагона и колет дрова. И комментарии: «XXI век на дворе! А в Украине в вагонах еще топят печки дровами! Это полная жесть!»

- Я объясню. В вагонах имеются электротены , чтобы поить людей чаем. Они работают, когда в контактной сети есть ток. Когда тока нет и состав тянет тепловоз, то в вагонах топят углем или дровами.

- Доколе в туалетах будет дырка, выходящая на рельсы?

- Многие вагоны уже переоборудовали. Скажем, в поезде Одесса Главная – Киев туалеты снабжены новой системой, которая ничего на рельсы не выкидывает. Самые лучшие туалеты в «Интерсити». Там туалет полукруглый. И дверь полукруглая. И душ там внутри. Все в серебре! Загляденье!

Мне, наверное, попадались не те поезда. Я еще не видел благоустроенный сортир с дыркой не на рельсы.

Засим мы с директором вокзала и распрощались. Мне отрадно сознавать, что наш одесский вокзал в тяжелое время оказался боеспособным. Сумел накормить, успокоить, обогреть тысячи отчаявшихся людей. Я за него могу быть спокоен. Тут не подведут.

А профессия носильщика, похоже, таки ушла в прошлое. Так что, уже не подпрыгнем на вокзале от внезапного вопля «Ноги!» за спиной.

Автор – Дмитрий Жогов, фото и видео – Валентина Бакаева